сакурай приходит в этот дом только тогда, когда саске здесь нет.
сакурай ходит по его следам, совершает его действия и пользуется его вещами. он пьет его чай из его кружку и курит его сигареты, оставленные на кухонном столе с вечера. он размешивает сахар его ложкой его движениями – не задевая керамические стенки, чтобы не издавать шума. сакурай сидит на том стуле, на котором обычно сидит саске, ровно как и он прикрывая незащищенную спину холодной стеной. пользуется его бензиновой зажигалкой из куска железа, что был обернут потертым куском антрацитового дермантина.
сакурай слишком много перенял от саске, не смотря на то, что они почти не пересекаются в этом доме. наруто с улыбкой смотрит на него – с такой же улыбкой, с какой он смотрит на саске. между ними двумя образовалась одновременно прочная и хрупкая связь, которую наруто даже не собирается разрывать. потому что он все видит, а потому – чувствует. потому что он все понимает, а потому – не будет мешать.
между сакураем и саске есть что-то такое, незримое, но оттого еще более важное. что необходимо им обоим.
наруто знает о каждой их стычке и каждом разговоре.
– тебе не нужно за меня беспокоиться, сакурай, – наруто первым нарушает эту долгую, но совершенно нормальную и приятную тишину. он смотрит в наполовину опустошенную чашку, видя в ней отражение своей какой-то печальной и болезненную улыбки. – саске многое делает для меня. да, он много работает и довольно часто возвращается домой очень поздно, почти всегда не в настроении, а порой даже кричит, но… он помогает мне с учебой и следит за тем, чтобы я не умер с голода. недавно он защитил меня от каких-то ублюдков, которые хотели меня избить и забрать кошелек.
но наруто слишком привык видеть в саске именно то, чего в нем никак не могли увидеть другие. и, наверное, это было под силу только наруто – понять такого не_человека, выдержать его скверный характер и невыносимое поведение, прощать каждую его ошибку, раз за разом подавая руку, когда он оступается.
только наруто было под силу спасти саске он него же самого, от его одержимого стремления к саморазрушению и уничтожению чужих судеб. наруто держал саске в узде, словно он нацепил ему на шею никому не видимый ошейник: стоило саске взбрыкнуть, как наруто одергивал его и тот – останавливался, успокаивался, приходил в себя. глаза его становились все тем же непроницаемым черным морем, на дне которого вместо ила была боль.
наруто был его спасением. и он искренне верил в это.
– саске просто нужно немного помочь, и тогда он поймет, что мир – не расчерчен на квадраты, в каждый из которых он закладывает свои схемы. что ему не нужно бояться ни этого мира, ни тебя, ни призраков прошлого, – сакурай поднимает глаза и видит перед собой лишь широкую и теплую улыбку наруто. саске причиняет им обоим лишь боль и страдание. и если сакурай не собирается принимать это как должное, то наруто почему-то смирился и… рад этому? счастлив страдать рядом с этим ублюдком, называя это спасением? о чем он вообще думает? – может, ты посчитаешь меня сумасшедшим или дураком, но ты нравишься саске. вас тянет друг ко другу. и даже не смей отрицать.
наруто щурится, как от солнца, хитро и лукаво, голову свою на бок склоняя. наруто все видит и наруто все знает. от понимания этого у сакурая трещат кости и дрожат пальцы, а глаза предательски увлажняются от обиды и чего-то еще, что он не может назвать.
наруто все знает. об их поцелуях украдкой, о слепой ярости, за которой они оба прячут какие-то больные, животные чувства. наруто знает, что сакурай больше страдает не от их болезненного разрыва – он страдает от того, что вынужден ходить по той же земле, по которой ходит и саске. словно они втроем повязаны с этим ублюдком, и стоит ему поманить их обоих пальцем – они придут, прибегут, приползут. ведомые его хриплым, низким голосом, его тонкими, напряженно сжатыми в нитку губами, его темными, дьявольскими глазами.
все они – насквозь больные, и сколько сакурай не старался сбежать от них, у него ничего не выходило. он думал, что делал шаг вперед, но на самом деле, в действительности,
отходил на два шага назад. его тянуло и било по щекам, рвало за волосы и сердце, но уйти он не мог.
наруто улыбается. в дверном замке хрустит ключ. в коридоре слышен стук шагов.
– этот охуевший засранец опять приперся, да? – говорит саске, раздеваясь в коридоре, вынужденный повышать голос, чтобы его услышали. сакурай весь сжимается на своем месте, но наруто отчего-то смотрит на него лишь все более пристально – улыбка его становится лишь еще шире, обнажая ряды ровных белых зубов. – я вижу его блядскую куртку на вешалке.
саске заходит на кухню, и сакурай мгновенно поднимает на него взгляд – голову саске перечеркивают белеющие на свету линии бинтов, и на виске его видны влажные пятна крови. саске рисковал жизнью, чтобы защитить наруто, он пострадал, и даже сейчас сквозь непроницаемую маску его обыденного безразличия сакурай видел, что каждое движение причиняет ему сильную физическую боль.
когда саске смог измениться настолько, чтобы пожертвовать своим комфортом и благополучием ради того, чтобы подарить их другому человеку? что, если наруто был прав и тому просто нужно было немного помочь, чтобы он смог встать на верный путь?
что, если наруто любит за двоих настолько сильно, чтобы эта любовь передалась и саске?
– чего уставился? – спрашивает саске, глядя на сакурая, и в этом его взгляде нет привычного напряжения и глухой до слепоты ярости. сакурай же молча указывает себе за висок, от чего саске касается мокрых бинтов – морщится и прицокивает языком. – опять открылась? вот блядина…
– я помогу, – подрывается с месса сакурай и усаживает на нагретый стул саске. он внимательно осматривает небрежную перевязь (саске либо делал ее сам, либо попросил не умеющего делать это наруто), а потом аккуратно разматывает испачканные бинты. – наруто, принесешь мне аптечку?
наруто с готовностью вскакивает со своего места и пропадает из поля зрения. сакурай больше не замечает вокруг себя абсолютно ничего – ничего, кроме ранения саске, остро пахнущих медикаментов из прозрачного бокса с красной крышкой и чужого терпкого запаха, от которого кружится голова. крепкий одеколон, которым можно похмеляться и дезинфицировать раны, сигаретный дым и складская пыль – так пахнет саске, и запах этот кажется сакураю роднее запаха дома, в котором он когда-то рос, окруженный своеобразной родительской любовью.
что же ты делаешь, саске? сука ты эдакая.
– наруто уже сказал тебе? – спрашивает саске, когда они наруто оставляет их на кухне в одиночестве. от его голоса сакурай замирает и смотрит в его поблескивающие на электрическом свету глаза. – что тебе больше не нужно ныкаться по чужим хатам и теперь живешь здесь?
– это он так решил? а меня вы спросить не захотели?
саске хватает сакурая за запястье, когда его пальцы сами по себе сжимаются в кулак. сакурай злится, и то, что саске непроницаемо спокоен – злит его еще больше.
– я не люблю повторяться, сакурай, а потому скажу это всего один раз, – твердо произносит саске, выпрямляясь на стуле. его лицо оказывается в опасной близости от лица сакурая, а его запах прочно обосновывается в мозгу, запоминается и вживляется в каждую нервную клетку. – я ненавижу с кем-то делиться, и ты это знаешь. но на этот раз я готов пойти на уступки. благодарю за помощь.
саске выпускает его руку из своей цепкой хватки и поднимается на ноги – привычным движением он открывает холодильник и достает оттуда холодную бутылку пива. эти его движения заставляют сакурая почувствовать мерзкое ощущение дежа вю, но в этот раз он будет готов дать отпор. он выстрадал, он запомнил.
– что ты имеешь в виду?
саске склоняет голову на бок и смотрит на него долгим, неморгающим взглядом. он похож на змею, которая только и делает, что выжидает момента, чтобы напасть на свою жертву. а потом его лицо расслабляется, а на губах змеится какая-то слишком простая улыбка.
сакурай никогда не видел, чтобы саске так улыбался кому-либо кроме наруто.
– трахайтесь потише, когда я дома. сечешь?
