оборотень, оборотень, белая шерстка
https://i.imgur.com/lNd5gqQ.gif
Светлым веером к небу стремятся хвосты
https://i.imgur.com/ZCU2lgq.gif
на камне холодном, поди спать тебе жестко
https://i.imgur.com/zkEerHb.gif
не знал в этой жизни людской ты любви?

Не то чтобы Вэй Ин был настолько соней, — хотя будем честны: сон был одной из самых приятных вещей в его жизни, — но к настолько раннему подъему он оказался не готов совершенно.
В Пристани Лотоса было нормальным уходить спать далеко за полночь, и вставать, когда солнце уже успело выбраться из-за горизонта и дарило земле свое тепло. В Облачных Глубинах был заведен иной порядок: тут ложились, на вкус Вэй Ина, безумно рано, и вставали едва ли не с первыми лучами, когда на траве еще не успела исчезнуть выступившая после ночной прохлады роса. Для Вэй Ина такой распорядок дня был диким. И если раннее пробуждение еще можно было как-то пережить, — с пинками от названного брата, ворчанием, стонами и обещанием умереть вот прям тут, если ему не дадут еще пять минуточек на сон, — то вот столь ранний отбой был настоящим кошмаром. Вэй Ин мог придуриваться сколько угодно, но дураком не был, прекрасно понимая, что совместить ранние подъемы с его привычно поздним отходом ко сну не выйдет: по-началу может и будет получаться, но... Тренировки и обучение требуют достаточно много сил, а недостаток сне не способствует их восполнению. На какое-то время запаса прочности ему, определенно, хватило бы, но увы — у всего есть конец. А пропахать носом землю во время очередного ката — не то, о чем мечтал юноша. Своим званием лучшего ученика ордена Юнь Мень Цзянь он дорожил, хоть и показательно пренебрежительно относился к своему статусу.
Самым простым решением было бы следовать установленному в Облачных глубинах распорядку, но у Вэй Ина не получалось. Он честно пытался ложится раньше, уходя спать еще до заката. Но сон не шел. Лежать разглядывая потолок, считая кроликов или другую живность, тоже не помогало. Даже когда Цзян Чэн,— разумеется с ворчанием и показным недовольством, — мягко почесывал за пушистым лисьим ухом, стремясь усыпить неугомонного побратима, сон не шел. И это раздражало и настраивая на каверзный лад: если плохо мне, то и всем остальным тоже должно быть плохо.
Впрочем, Цзян Чэн с завидным постоянством успевал отвесить Вэй Ину профилактический подзатыльник, не давай зловредному духу разбушеваться. Мелкие пакости не в счет. Особенно учитывая, что Вань Инь в них участвовал и сам. Особенно в той части, когда речь шла о нарушении одного конкретного правила со знаменитой стены послушания, — за нарушение всех остальных Вэй Ину выписывался отработанный подзатыльник или пинок, сопровождающийся не лестными высказываниями, — а именно: запрете алкоголя.
Как и любые подростки, отпрыски ордена Юнь Мень Дзянь были совсем не против отведать вкуса взрослой жизни. Правда эта самая взрослая жизнь, для них, выражалась исключительно в употреблении алкоголя. Тайком. Пока не видят взрослые, который подобное поведение молодежи не устраивало от слова "совсем". Но так было даже интереснее. Получать выговор и выстаивать наказание, разумеется, сомнительное удовольствие, но сам факт того, что на территорию ордена удавалось протащить алкоголь, да еще и распить его в хорошей компании, приятно грел душу.
С приезда в орде Гу Су Лань прошло не больше недели, а Вэй Ин успел нарушить почти половину правил, высеченных на стене послушания. Ну, а чем еще было заниматься, учитывая, что "мудрый учитель", который должен стать их наставником на ближайший год, отбыл по неотложным делам, прихватив с собой еще и двух молодых господ клана Лань? Доверить обучения гостей из других орденов заклинателей кому-то другому было нельзя, так что в течении недели Вэй Ин с братом, прихватив себе в компанию вечно ничего не знающего Не Хуай Сана, принялись за "разрушение Облачных Глубин". Так это обозвал Цзян Чэн, после того как Вэй Ин, устроил ревизию кухни, получил скалкой по лбу и обиженно потирая шишку пришел жаловаться на жизнь с самым скорбным выражением на лице и грустно опущенными ушами. Непривычный к такому виду второй сын ордена Не проникся, и попытался утешить "несправедливо обиженного". В итоге подзатыльники от Цзян Чэна, успевшего выработать к обаянию названного брата иммунитет, получили оба.
[а парочка молодых адептов, помогавших на кухне потом  принесли У Сяню какие-то потрясающие воздушные сладости.]

— В Гу Су совсем нет девушек, — разочарованно протянул Вэй Ин, устраиваясь в корнях у облюбованного троицей старого клена.
— И хорошо, — фыркнул Цзян Чэн устраиваясь рядом. — Может хоть здесь ты не станешь увиваться за каждой встреченной девчонкой.
— Да иди ты, может я просто ценитель прекрасного! — наигранно обиженно фыркнул лис, прикрывая голову. На всякий случай.
— Вообще-то девушки тут есть, — робко заметил не Хуай Сан, в сомнениях топчась рядом. Видимо, никак не мог решить: стоять в сторонке или присоединится к друзьям. — Просто они обучаются отдельно, и почти не пересекаются с парнями.
— Где? — тут же заинтересовался Вэй Ин, навострив уши. В буквальном смысле. Не Хуай Сана лис с легкой руки и не долго думая, записал в ограниченный круг людей, посвященных в его истинную природу -сущность лисицы. Что-то в скромном и стеснительном адепте клана Не было подкупающее и привлекающее. Сложно было представить, что такой человек может причинить неприятности и лис не чувствовал в нем угрозы. И Вэй Ин не отказался бы видеть его своим другом, а для дружбы, как ему объясняла Янь Ли, нужно две вещи — доверие и честность. И Вэй Ин постарался быть честным, раскрывшись перед молодым господином Не.
Не Хуай Сан покосился на заинтересованно подрагивающие лисьи уши и спрятал лицо за веером. Когда Вэй Ин первый раз продемонстрировал такой "трюк" на второй день их знакомства, незнайка почти испугался. Не каждый день человек перед тобой оказывается совсем не человеком. В великих кланах это явление было не редким, разумеется, — раз в поколение в каждом клане появлялся "божественный" зверь и это считалось благословением, — но Вэй Ин не принадлежал к роду Цзян. Да, он был первым учеником ордена Юнь Мень Цзян, но не был связан с ними кровным родством, а "божественные" звери рождались исключительно среди главных семей. Были, конечно, случаи, когда нелюди рождались и среди простых смертных, но они были редки. Да к тому же Не Хуай Сан никогда не слышал о том, чтобы где-то видели Хули-цзин.  И не видел записей об этом в старых свитках.
Впрочем, ничего особенного, помимо откровенно лисьего нрава, а именно манеры хитрить и строить мелкие пакости, он в Вэй Ине не замечал и тревога быстро улеглась. Да и сама мысль о том, что смешливый заклинатель может быть нехорошим человеком отчего-то казалась дикой. Для Вэй Ина хотелось улыбаться, делать ему приятное и всячески потворствовать его шалостям и желаниям.
— Не знаю, — окончательно спрятавшись за веером и отгоняя странные мысли, выдал свою коронную фразу второй сын клана Не. -Но где-то в Облачных Глубинах. Насколько я знаю у ордена Гу Су Лань более нет никаких резиденций.
— Отлично! — лис хитро прищурился. Цзян Чэн с мученическим стоном прижал ладонь к лицу. Его названный брат только что решился на очередную глупость и ему, вероятно, придется в этом участвовать. Или вытаскивать его пушистую задницу из неприятностей, как обычно и бывало.
— Вэй. У. Сянь!
— Что? — удивленно захлопал глазами Вэй Ин и заговорщически зашептал. -  Знаешь, братец, тут так красиво! Все же Облачные Глубины не только потрясающе скучны, но еще и неописуемо прекрасны. Надо обязательно исследовать все местные достопримечательности!
И Вэй Ину определенно удалось бы сбежать, избежав воспитательного подзатыльника брата, если бы не предательский хвост, решивший, что самое время явить себя миру. За него негодник и был пойман и отодран за уши. На всякий случай.

Разумеется устроенная побратимом "порка" результата не принесла: Вэй Ин задался целью облазить все Облачные Глубины и имел все шансы  ее осуществить; От недовольных поведением адепта старших он ловко прятался или убегал по  крышам с веселым смехом; От своих сверстников отделывался дурацкими шутками и подколками; А самые маленькие адепты ордена Лань были готовы самостоятельно отвести его куда угодно, поддаваясь невидимым чарам быстрее и проще, чем взрослые. Возможно, дети в самом деле видят мир иначе: другого объяснения их внезапным просьбам "погладить" Вэй Ин не видел, поскольку держал силу в узде, не позволяя проявится нечеловеческой природе. Расслабится он себе позволял только в обществе брата и молодого господина Не, которого посвятил в свой секрет.
Когда Вэй Ин с Цзян Чэном покидали Пристань Лотоса, Цзян Фень Мянь не пожалел времени и сил, чтобы вдолбить в головы своих сыновей мысль о том, что не стоит светить своей сутью. Появления божественного зверя в клане всегда упрочняло положение ордена на политической арене, но в то же время сулило неприятности: исторически сложилось, что божественные звери рождались в каждом ордене поочередно. Один в поколение. Разумеется, одновременно во всех кланах могли быть подобные существа, но очередность рождения сохранялась долгие века. И тот факт, что в этом поколении божественные звери появились на свет не только в клане Лань, — как и должны были согласно "очередности — но еще и в Юнь Мень Цзян не следовало афишировать. Пускай Вэй Ин был приемным сыном, не имеющим кровных связей с главой семьи Цзян, он все еще оставался лисом. Да к тому же, Цзян Чен, вопреки устоявшемуся порядку, родился не обычным человеком: он был Райдзи — духом молнии, божественным зверем семьи Цзян. Другие кланы, прознав об этом, вряд ли были бы рады такой новости, ведь это значило нарушение привычного хода вещей. И смещение равновесия между орденами заклинателей. Поэтому Фэнь Мянь не поскупился на защитные амулеты, призванные скрывать сущность его детей от окружающих.
И если с Цзян Чэном проблем не было, — заподозрить в нем Райдзи не смог бы никто, — то с Вэй Ином все было не так гладко. Амулеты созданные в ордене Цзян были призваны скрывать сущность духа грозы, но никак не лисицы и сквозь них то и дело просачивались крупицы его силы. Да и над гламуром, свойственным любой лисе, защита оказалась не властна: Вэй Ин вызывал в людях иррациональное доверие, симпатию и желание помочь во всем. Разве что, чуть слабее привычного. Именно поэтому все его выходки в Облачных Глубинах наказывались разве что словесным порицанием, но никогда ничем более серьезным. Хотя за то, что он все же нашел обитель девушек ордена Гу Су, да еще и умудрился пробраться в их комнаты, ему следовало бы всыпать не меньше дюжины ударов кнутом.
Но природная харизма, лисье очарование и хорошо подвешенный язык сделали свое дело и Вэй Ин отделался всего лишь легким испугом и безболезненным наказанием в виде мытья,  - итак идеально чистых, хоть ешь с них,  — полов в храме.
[ хотя после выволочки устроенной Цзян Чэном мытье полов было сущим пустяком, ей богу]

— Что ты сделал? — в голосе брата нет страха, только опасливое любопытство и недовольство. Он подходит ближе, встает рядом и немного растерянным взглядом смотрит на тело у своих ног. Мертвое тело. Которое какие-то мгновения назад было вполне живым и не самым дружелюбным человеком, желавшим сорвать свою злость на двух мальчишках, забредших на его территорию. И слишком пьяным, чтобы опознать в неожиданных гостях сыновей главы ордена Цзян — хозяина этих земель.
— Ну... я думаю я его съел, -  неуверенно тянет  Вэй Ин, невольно облизываясь. Вкус чужой жизнь оседает на языке одновременно приятным и горьким привкусом. Странное ощущение. Словно изысканное кушанье, но в то же время... явно испорченное.
— Съел? — хмурое выражение забавно выглядит на детском лице. Вэй Ин коротко улыбается, подмечая, что сейчас брат как никогда похож на госпожу Юй.
— Да. Съел, — брат все еще смотрит с непониманием, переводя взгляд с лиса на труп и обратно. Вэй Ин закатывает глаза. — Не буквально. Душу его съел. Было вкусно, почти.
А вот теперь Цзян Чэн пугается. Правда Вэй Ин не может уловить, чего именно, но на всяких случай не двигается. Если брат испугался его, любое движение сейчас может быть расценено неверно.
— Отец нас убьет, — спустя долгую минут давящей тишины замечает Вань Инь. — И что нам делать? — на побратима наследник ордена Цзян смотрит совершенно спокойно, без страха или опаски. Только хмурится усиленно, да едва ли не подпрыгивает на месте на любой шорох.
— Ты меня не боишься? — на всякий случай уточняет Вэй Ин, недоверчиво глядя на брата. Он прекрасно знает, что его ... особенности далеки от нормы. Цзян Фень Мянь предупреждал его, что однажды такое может произойти. Что рано или поздно он проглотит чью-то душу, потому что обычной пищи ему недостаточно; Потому что хули-цзин так устроены: они поедают людские души или вытягивают энергию из других существ, приумножая собственные силы. Лисы-оборотни не устраивают кровавых бань, не вырезают целые селения, но периодически утаскивают пару человек, чтобы насытиться. Так, по-крайней мере, было написано в древнем свитке хранившемся в ордене Цзян.
— я боюсь, что нас посадят под домашний арест, — серьезно отвечает молодой господи Цзян. И смотрит прямо в глаза. Ровно. Слишком серьезно для двенадцатилетнего мальчишки.
— Если кого и посадят, то меня, — фыркает в ответ Вэй Ин и покачав головой, добавляет: — А Госпожа Юй опять будет недовольна.
Недовольна — это мягко сказано. Супруга главы ордена Цзян госпожа Юй Цзы Юань своего пасынка... ненавидела. Обычно Вэй Ин у людей вызывал исключительно положительные эмоции и добрые чувства, не в силу своего кроткого нрава и прекрасного поведения, но из-за лисьего гламура, ореолом окружавшего ребенка. Но с госпожой Юй этот трюк, почему-то, не работал. Стоило ей завидеть Вэй Ина, как она находила тысячу поводов для того чтобы его упрекнуть, ужалить побольнее, и указать на его место — место слуги, которым он и должен являться. И даже не смотря на то, что Вэй У Сянь по праву считался лучшим учеником ордена Цзян, обогнав даже своего названного брата, о ее благосклонности не приходилось даже мечтать.
Впрочем, было бы куда хуже, если бы иррациональной ненавистью к нему воспылал Цзян Чэн или Янь Ли. Пусть они не были ему кровными родственниками, но Вэй Ин считал и называл их своей семьей, своим братом и сестрой, и отпрыски семьи Цзян отвечали ему тем же , — еще больше раздражая госпожу Юй, прекрасное лицо которой каждый раз кривилось в гримасе отвращения.  Так что... Пусть уж лучше его ненавидит госпожа Юй. Хотя ему бы и хотелось ее признания. [ как любому ребенку]
— Мы ей не скажем, — обещает Цзян Чэн и предлагает: — Надо рассказать отцу, он придумает что делать.

— Я голодный, — невпопад произносит Вэй Ин, совершенно бесцеремонно прерывая диалог между своими спутниками.
— Тебе показать где кухня? — Раздраженно уточняет Цзян Чэн не поворачивая головы. Молодой господин Цзянь терпеть не может, когда его перебивают на пол-слова. Будь ситуация немного другой, Вэй У Сянь обязательно бы пошутил о том, что драгоценный брат просто опасается забыть, что именно хотел сказать. Вэй Ину вообще нравится подшучивать над Цзян Чэном, беззлобно и порой только им двоим понятными шуткам.
Но сейчас шутить не было желания. И времени.
— Я сомневаюсь, что там готовят бабочек.
Вот теперь Цзян Чэн оборачивается. Стремительно. Быстро. И смотрит очень внимательно, беззвучно спрашивая насколько все плохо. Вэй Ин чуть поводит плечом — кричать "пожар!" еще рано, но пламя уже разгорается.
Про собеседника Цзян Чэн тут же забывает.
"Бабочки". Это почти шифр, но как же он прост для тех, кто знает лисью суть. Ведь бабочка — символ перерождения, бессмертия. Символ души. Вэй Ин никогда не говорит о бабочках. Вэй Ин с тоской смотрит на изящное насекомое, сложившее радужные крылья на ярком цветке и думает, что в этом есть какая-то доля иронии — олицетворять хрупким насекомым, которое можно раздавить одним неловким движением, человеческую душу. На деле действительно такую же хрупкую, как узорчатые крылья.
С Вэй Ином иногда такое случалось — где-то в глубине, в потаенных уголках души, зарождался жадный, темны голод, требовавший отнюдь не изысканных блюд смертных. Обычно голод просыпался в нем, после необычных происшествий или нервных потрясений; Вэй Ин, в состоянии крайнего изнурения смотрел совершенно нечеловеческими глазами на любого проходящего мимо и во взгляде его был только голод. Но иногда это случалось без причины. Просто в какой-то момент юноша понимал, что еще немного и случайной жертвой его природы может стать невинный человек, оказавшийся не в том месте и не в то время. Чтобы избежать таких неприятных казусов, и были придуманы «бабочки» — условный сигнал, символ того, что хули-цзин изголодалась до человеческих душ.
Разумеется, ему никогда бы не позволили «сожрать» невинного человека, однако и Цзян Фень Мянь и Цзян Чэн прекрасно понимали, что сопротивляться своей природе долго Вэй Ину не под силу. В конце концов, на свете достаточно неприятных личностей, встречи с которыми опасаешься в темной подворотне, чтобы держать могущественного духа на голодном пайке.
Вэй Ин шутливо называл это «темной ночной охотой». Обычно заклинатели охотились на злых духов, а тут, можно сказать, «злой» дух охотился на людей. Правда «охотой» это назвать было сложно: обычно добыча убегает от охотника, или, на крайний случай, сражается на смерть, в то время как недалекие криминальные личности сами шли к своему убийце. Как мотыльки летят на огонь, чтобы сгореть в его пламени.
— Я тебя услышал, — Цзян Чэн сопроводил свои слова легким кивком и вернулся к прерванному разговору с другим адептом. Вэй Ин пожал плечами и отступил, откалываясь от группы. Ему надо было занять себя чем-нибудь до ночи. Чем-нибудь достаточно интересным и не изнурительным, чтобы выкинуть из головы ощущение сосущей пустоты внутри.
Этой ночью они с братом нарушат еще одно правило Облачных Глубин — покинут его территорию под покровом ночи, чтобы добраться до ближайшего городка и побродить по темным подворотням, в поисках не слишком законопослушных горожан. Вернее, бродить Вэй Ин будет в одиночестве, в то время как Цзян Чэн будет присматривать, чтобы кто-нибудь случайно не попал под раздачу, не вмешался в процесс и не побежал докладывать о странном происшествии. Разумеется, когда тела найдут, за помощью обратятся именно к заклинателям — «выпитые» лисом люди слишком напоминают жертв злых духов, из которых темные силы вытянули всю жизненную энергию. Хотя… почему напоминают? Хули-цзин относиться именно к злым духам, не смотря на то, что является символом удачи и приносит благополучие тем, кто его окружает. Только вот плата за успех в делах, обогащение и возвышение — человеческие души. Впрочем, не для всех она неприемлема.
[кто-то не задумываясь бы посадил лиса на цепь, принося ему человеческие жертвы, чтобы приманить к себе удачу.]

Ночью в Облачных Глубинах царил покой. Распорядок дня в Ордене Гу Су не предусматривал ночных бдений или занятий, если речь не шла, разумеется, о «ночной охоте». Большая часть  адептов уже отправилась по своим кроватям, и только несколько взрослых, следящих за поддержанием порядка и соблюдением правил, остались бодрствовать и приглядывать за территорией. Обойти их оказалось не так сложно: перебежками по крышам; затаившись в тени от крон раскидистых деревьев; скрючившись за приземистыми, но пышными кустами. Цзян Чэн, разумеется, не забывал периодами отвешивать пинка, саркастично подмечая, что для голодного, лис что-то не торопится. Вэй Ин не менее саркастично парировал, что в отличии от брата, не теряет голову от голода, чтобы лететь сломя ноги и не обращая внимания на окружающий мир.
Подобные подтрунивания были для них  в порядке вещей и ни один, ни второй, не придавали им какого-то глобального смысла и тем более, не вызывали обиды. Учитывая, что оба молодых господина из ордена Цзян обладали достаточно своеобразными характерами такое взаимопонимание было для их единственно возможным — в ином случае один точно придушил бы второго. Чтобы не бесил.
В любом случае, выбраться с территории Облачных Глубин было только началом. Не половиной, и даже не третью, поскольку предстояло еще добраться до ближайшего города, найти достаточно темный и нелюдный переулок и после, завершив все дела, вернуться обратно. При всем при этом желательно успеть до рассвета, иначе шансов пройти незамеченными будет в разы меньше, а получать наказания желания не было ни у одного из братьев.
— по-моему, это не совсем то, что нам нужно, — ядовито заметил Цзян Чэн, после того как очередной поворот узкой улочки вывел юношей прямо к дому удовольствий. Неказистому и почему-то одиноко стоящему на отшибе, с покосившимися стенами и давно выцветшей вывеской.
— Ээээ... — более вразумительного ответа Вэй Ин дать не смог, впрочем, не торопясь разворачиваться и искать "счастья" в другом месте. Наоборот, он заинтересованно прищурился, тут же поймал в бок локоть от побратима, — даже не думай, — но стойко его проигнорировал.
Обычно дома удовольствий дорого и богато украшались и располагались на строго отведенной под это дело улице, в народе именовавшейся кварталом красных фонарей. И располагались такие кварталы не на окраинах города, а поближе к центру, чтобы все гости прибывавшие в город могли оценить гостеприимство подобных заведений. Вэй Ину, так же как Цзян Чэну, еще не доводилось бывать в таких местах, — молоды слишком, чтобы по юбкам шастать, — и, разумеется, подобные заведения вызывали у них интерес. [ и как бы Цзян Чэн не старался скрыть свое любопытство, его это касалось не в меньшей степени, чем Вэй Ина]
" Определенно, стоит вернутся сюда позднее" — в мысленном плане целей в жизни добавился еще один пунктик. Эта ночная вылазка была совершена ради других целей, и ни одна красавица-искусница не смогла бы сбить Вэй Ина с пути. Ну, в крайнем случае, он полакомился бы той самой "роковой" женщиной, что встала бы на пути. Правда потом пришлось бы долго мирится с братом и как-то объяснять Цзян Фень Мяню как так вышло. Почему-то проституткине входили в список "разрешенных" жертв.
Но разворачиваться и уходить Вэй Ин не стал. Его внимание привлекла группа сомнительного вида людей, шумно вывалившихся из дверей заведения, в компании нескольких девушек. Насколько ему было известно, работницы дома удовольствий свою обитель покидали крайне редко, если не сказать никогда, и видеть подобную картину было немного странно. И любопытно. Сделав брату жест следовать за ним, Вэй Ин поспешил за компанией, по счастливому случаю, выбравшей путь по плохо освещенному узкому проулку. Цзян Чэн неодобрительно фыркнул, но спорить не стал, занимая позицию повыше — наблюдать сверху удобнее и проще, чем из-за чьего-то плеча. Тем более, что "добыча" на эту ночь вроде бы определилась. Вань Инь особенно не терзался тем, что наблюдает за хладнокровным убийством. Он видел брата  состоянии крайнего голода. Больше не хочет. И если понадобиться он сам будет притаскивать Вэй Ину жертвы.

Чужая жизнь на языке всегда ощущается по разному. Иногда она приторно сладкая, настолько, что начинает горчить; Иногда она терпкая и полная разнообразных оттенков; Иногда кислинкой оседает на корне языка, оставляя смутное послевкусие. Но чаще всего она просто горькая, и не слишком приятная на вкус.
Вероятно, это связанно с тем, что в качестве "пищи" Вэй Ину достаются одни отбросы. Те, кто отказался от общества, скатился по кривой дорожке, дурманя себе голову алкоголем, опиумом или еще чем-нибудь. Сама их жизнь словно пропитывается этим ядом и горчит на языке, вызывая желание сплюнуть, избавиться от мерзкого, вяжущего привкуса. Но, не смотря на неприятный осадок, сил такие люди дают достаточно, и Голод утихает, уютно сворачиваясь внутри иллюзорным ощущением сытости. Потому что рано или поздно, но он снова проснется.
Вэй Ин брезгливо вытирает губы рукавом ишаня и равнодушно смотрит на семь тел растянувшихся по подворотне. Ему их совсем не жаль.  Жаль только себя, что приходится существовать именно так. Вылавливая нечистых на руку отбросов, — воров, бродяг, бандитов, — и поедать их ядовитые души. А уж учитывая сам процесс... приходится быть слишком близко, на расстоянии дыхания. вытягивая из чужого рта серебряное переплетение нитей души, в почти поцелуе — когда до прикосновения остается всего пара фыней. Ему не приходится до них дотрагиваться, но отвращение все равно никуда не исчезает. И каждый раз после возникает настойчивое желание прополоскать рот.
В древних мифах рассказывали истории о том, как демонические лисицы убивали поцелуем. Что ж, со стороны это действительно выглядело почти поцелуем. А будь на месте бродяги какая-нибудь симпатичная девушка, Вэй Ин несомненно воплотил бы легенду в жизнь. Вот только кто ему позволит питаться красивыми девушками?
— Спорим, завтра в Гу Су придут с жалобами на темных духов? — без интереса, он такое видел не единожды, рассматривая словно бы высушенные тела. Потемневшая кожа уродливо обтягивает кости, а ссохшиеся конечности выглядят почти искусственными — работой какого-то странного мастера.  Обычный облик мертвецов, из которых некая темная сущность выпила все соки.
— Лишь бы не с вилами и требованием выдать убийцу, — отмахивается Цзян Чэн. Ему тоже не привыкать: он большую часть времени проводит вместе с названным братом, а уж ночные прогулки подобного рода без него не обходятся никогда. Кто-то же должен следить за тем, чтобы ничего не случилось? — Пошли. Рассвет уже не за горами и нам стоит поспешить если ты, разумеется, не хочешь попасться старшим.
Вэй Ин подтверждает свое согласие кивком, и два подростка торопливо убираются прочь, пока кто-нибудь в самом деле не обнаружил их  на месте преступления.
[а может, их уже обнаружили? чьи-то внимательные и точно не человеческие глаза]

Последующие несколько дней прошли в относительном спокойствии, — помимо мелких хулиганств Вэй У Сяня, которые впрочем, не доставляли особых неприятностей, — и тишине. Последние деньки наполненные ленивым и праздным существованием. Вскоре должен был прибыть Учитель, что значило начало годового обучения. И что-то подсказывало Вэй Ину, что в этот раз у него не выйдет легко отделаться.
К удивлению обоих братьев, в Гу Су так никто и не заявился. Местные жители то ли еще не успели найти тела, — хотя учитывая приятную теплую погоду, трупы уже должны были бы начать разлагаться под солнцем, — то ли по каким-то своим причинам, не стали обращаться за помощью к заклинателям. Оба варианта были, в принципе, реальны, но сомнительны; Как можно не почувствовать запах разложения? Почему обычно суеверные люди, от малейшего ветерка впадающие в панику и обвиняющие во всех злых духов, не прибежали за помощью? Это было... странно.
Впрочем, Вэй Ин старался об этом не думать. Какая в сущности разница? Не подняли шума и хорошо. Ему же проще.
В последний свободный денек было принято эпохальное в свое глупости решение: устроить в облачных глубинах самую настоящую, грандиозную пьянку, так сказать отметив начало обучения. Вэй Ин глядя на пеструю компанию загоревшуюся этой идеей думал с кем бы поспорить о том, как много адептов завтра с утра будут в состоянии не состояния.  Спорить, к сожалению, было не с кем.  Оставалось только верить в то, что утром все будет не так грустно, как ему кажется.
Почти весь день подростки провели в городе неподалеку от Облачных Глубин. Возможность вот так просто погулять им теперь выпадет еще не скоро и юноши просто наслаждались возможностью расслабится в последний раз перед обучением. Пузатые кувшины с "Улыбкой Императора" было решено спрятать неподалеку от стен обители клана Лань, чтобы под покровом ночи пронести на территорию. План был единогласно одобрен. Реализован правда... не идеально.
Вэй Ин на пару с братом успел перетащить в гостевые покои, выделенные приглашенным адептам, почти весь купленный алкоголь. За последними двумя кувшинами, он отправился уже в одиночку. Казалось бы, вот она финишная прямая, вот только стоило Вэй Ину забраться на стену, как перед ним выросло препятствие.
— В Облачные Глубины запрещено возвращаться позднее часа ночи. Уходи.
Вэй Ин удивленно посмотрел на неожиданно возникшего на пути юношу. На вид, он выглядел как его ровесник, но ощущалось в нем что-то такое, заставляющее воспринимать его как старшего. Судя по характерным "траурным одеждам" молодой господин принадлежал к клану Лань. Но до этой ночи Вэй Ин не видел его среди адептов.  А раз так, незнакомец, вероятно он приехал только сегодня вместе с учителем Цы Чженем.
— Это "Улыбка Императора"! — невпопад отозвался Вэй Ин, дружелюбно улыбаясь. — Хочешь, я поделюсь с тобой?
— В Облачных Глубинах запрещен алкоголь, — тем же безэмоциональным тоном оповестил его собеседник. Вэй Ин фыркнул, прикрыв один глаз. В это, разумеется, сложно поверить, но он тщательно изучил все высеченные на стене послушания правила. Чтобы знать, что нарушать. А учитывая, что алкоголь он протаскивал не в первый раз, — правда обычно им с Цзян Чэном хватало пары сосудов на двоих, — его можно было записывать как злостного нарушителя.
— Ну, стоило попробовать, — негромко заметил Вэй У Сянь, скорее для самого себя, чем для собеседника и добавил, уже точно обращаясь молодому господину Лань.— Тогда я выпью их здесь, — и видя как сужаются удивительного золотого цвета глаза, совершенно по лисьи прищурился, лукаво улыбаясь. — Это же правилами не запрещено?
Нет. не запрещено. Нигде на стене послушания нет правила о том, что адепт не может выпить сосуд вина, сидя на стене.
Впрочем, следует быть готовым к тому, что после этой ночи такое правило появится.
Однако, даже не смотря на то, что запрета на подобные действия на стене послушания не было, молодой господин Лань своеволие и находчивость Вэй У Сяня не оценил, перейдя от слов к атаке. И если первый сосуд Вэй Ин успел приговорить, пока молодой господин Лань приходил в себя от его хамства, то второй, увы, пал жертвой борьбы двух заклинателей, разбившись на множество черепков. Разумеется, драгоценная жидкость тоже была утеряна, разлившись.
— Ну вот! — отскочив от очередного выпада льдистого клинка, обиженно воскликнул Вэй Ин, с грустным выражением лица глядя на неровное мокрое пятно на светло-голубой черепице. Света луны было более чем достаточно, чтобы видеть мир почти так же как днем. Хотя и кромешный мрак не стал бы ему помехой. — Теперь ты должен мне сосуд вина, — победно заключил лис.
Оппонент, правда, его уверенности не разделял и продолжать гонять нарушителя по периметру. Это было даже забавно, наблюдать как хмурится молодой господин Лань, пытаясь достать верткого подростка, но все имеет свойство надоедать. И, когда Вэй Ину надоело играть в эту игру, он прибегнув к бесчестному приему, — ох, молодой господин Лань! Ваша лобная повязка, бесспорно, смотрится очень круто. Вот только ее можно сдернуть вниз, и закрыть Вам глаза. Ой, Вы ее завязывать не стали, господин Лань? Как сама скользнула в руки! Ай! А что это Вы так злитесь??— и воспользовавшись замешательством противника, скрылся с места преступления, подстегиваемый волнами злости, исходящей от незнакомца. И чего он так взъелся?
[ А лисе стоило бы вспомнить, что случайностей не бывает и все совпадения — ничто иное как судьба. Кому как не приносящему удачу стоит помнить об этом?]

Утро красит нежным светом... Не красит. Совсем не красит. Раздражает необходимостью отрываться от мягкой подушки и приводить себя в порядок.  Настроение немного повышается от вида "слегка" помятых вчерашних гуляк, которые явно чувствуют себя намного паршивее. Вэй Ин только не выспался, а эти ребятки, включая его брата, еще и испытывают все прелесть похмелья. Потому что пока его гонял по ограждающей стене некий адепт ордена Гу Су Лань, остальные продолжали набираться алкоголем. Теперь вот пытаются прийти в себя , поднимая настроение своими стонами. В кой-то веки, не один У Сянь мучается с утра пораньше.
Через какое-то время недружный строй адептов, — вчера правда единодушных в принятом решении о попойке. — более менее пришел в себя и направился на занятие. К счастью,  учеба начиналась все же не в пять утра, и времени адептам вполне хватило на то, чтобы прийти в себя и не опоздать к началу.
Первое, что произнес Вэй Ин, зайдя в зал для обучения, было:
— ой.
Емкое. очень эмоциональное и слишком громкое для того, чтобы остаться незамеченным. Сидящий лицом к большому окну адепт обернулся, в золотых глазах промелькнуло узнавание. Вэй Ин едва заметно вздрогнул и попытался улыбнуться. Судя по очень холодному и недоброму взгляду — вышло так себе.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — вкрадчиво поинтересовался Цзян Чэн, в профилактических целях засаживая локтем под ребра своему побратиму.  Скорее по привычке, нежели серьезно его за что-то осуждая, поскольку за неделю пребывания в Гу Су почти все обитатели Облачных Глубин успели привыкнуть к выходкам подростка. А благодаря природной харизме и гламуру, часть вообще сходила ему с рук, а наказания за проступки были намного мягче, чем должны были быть.
— Ну... он должен мне сосуд "улыбки императора". — в этот раз У Сянь улыбался уже вполне нормально и искренне. И надеется, что в нем не появится новые дырки от тяжелого взгляда.
— Что? — растеряно переспрашивает молодой господин Цзян, явно не улавливая соль происходящего.
А вот Не Хуай Сан видимо, наоборот, соображает о том, что к чему, удивительно быстро. Изобразив веером замысловатую фигуру, — иногда у Вэй Ина складывается ощущение, что это некий недоступный для него язык общения, — он снова прячет лицо:
— Только не говори, что ты успел с ним поцапаться.
Проницательность молодого господина Не Вэй Ина периодами раздражает.
— Я этого не говорил.
— Ты безнадежен, — Цзян Чэе прячет лицо в ладони, всем своим видом выражая неодобрение и бесконечное смирение. Смирение с тем фактом, что его названный обрат опять влез в неприятности и ему, в очередной раз, придется расхлебывать их последствия. Вэй Ин пожимает плечами, но подобрать остроту в ответ не успевает: в учебный зал стремительно входит их новый Наставник и времени на дружеские подколки не остается. Вряд ли господин Лань оценит столь пренебрежительное отношение к той мудрости, которой собирается обучать подрастающее поколение.
Впрочем, без происшествий, разумеется, не обходится. И Вэй Ин тут совсем не виноват. Ну правда! Не его вина, что старик смотрит на вещи слишком узко и не способен увидеть потенциал предложенного лисом способа! Эх, люди! Мыслят по шаблонам, на вещи смотрят однобоко, не способны оценить его новаторские идеи. И Цзян Чэн не лучше. Мог бы и поддержать.
Конечно быть выгнанным с занятия в самый первый день было... немного обидно, но с другой стороны, из уже услышанного можно было сделать вывод, что ничего нового для себя Вэй Ин не узнает. Его с натяжкой можно было назвать примерным учеником, поскольку прогуливать тренировки и занятия он всегда любил, но вот упрекнуть в нехватки знаний было нельзя. Со всеми своими дисциплинарными недостатками, он легко конкурировал с самыми прилежными учениками. В Юнь Мень Цзян его за прогулы ругали исключительно потому, что другие адепты. глядя на своего шисюна, решали что они тоже так могут. Но не могли. Не подражай дружелюбному пареньку его младшие братья по ордену, даже госпожа Юй не стала бы устраивать выволочек — бесполезно. Упертости в Вэй Ине хватило бы на маленькую армию.
Впрочем, всегда коса всегда найдет свой камень.
За столь непочтительное поведение, скопившиеся нарушения и отвратительные по своей сути методы упокоения восставших мертвецов, Вэй Ина наказали. Правда совершенно не так, как он ожидал. В Юнь Мень Цзян провинившиеся ученики, в основном, получали в качестве наказания дополнительные тренировки особого характера. И, когда Цзян Чэн ему сообщил про наказание, Вэй Ин ожидал чего-то подобного. Но совершенно не угадал. В качестве наказания ему предлагалось четырежды переписать главу раздела добродетели... И это было куда хуже, чем многочасовое стояние с тяжелой гирей в руках, коим госпожа Юй любила наказывать за малейшую провинность.
Переписывать высокоморальный текст, от каждого иероглифа в котором тянет лечь прямо на стол и уснуть, а никак не погрузиться в благонравные размышления в попытке возвыситься над бренным земным бытьем.  Да любого, кто сможет осилить эту нудную писанину хотя бы один раз, стоит забирать во дворец нефритового императора. За внеземное терпение и старание. Но само наказание было только половиной беды, — в конце концов Не Хуай Сан, за небольшую помощь на диктантах, устраиваемых учителем Цы Жэнем был готов переписывать благонравные тексты вместо лиса, — настоящей проблемой было то, что кредит доверия к Вэй Ину исчерпался едва ли не с того момента, как он пересек границы Облачных Глубин. И, после всех его выходок, никто в здравом уме не стал бы безоговорочно доверять хитрой бестии, необъяснимым образом располагающей к себе настолько, что сама мысль о наказании в отношении него — претила. Не восприимчивым к воздействию оказались только два нефрита клана Лань, да Старик Цы Жэнь, повидавший за свою жизнь и не такое.
И поскольку у Наставника было множество других  и куда более важных дел, чем следить за одним неугомонным ребенком, эту ответственность и обязанность возложили на плечи второго нефрита. Того самого, с которым Вэй Ин столкнулся посреди ночи, возвращаясь в гостевые покои с двумя кувшинами "Улыбки Императора". Надо ли говорить, как сильно оба юноши были "рады" подобной перспективе?
Для яркого, вечно подвижного, стремительного и неугомонного Вэй Ина просиживание штанов в библиотеке было настоящим адом на земле. Медленной мучительной пыткой, которая терзала его лучше любого физического наказания. Все его попытки завязать диалог со своим "надзирателем" заканчивались либо блестяще исполненным заклинанием немоты, либо коротким, но выразительным до дрожжи:
— Убожество, — и сопровождаемым взглядом ледяных золотых глаз.
Вэй Ин упорно,  — упрямства ему было не занимать, — не прикасался к заветной рукописи с текстом, который ему следовало переписать.  Он изводил пергамент, изящными конструкциями извинений, всегда находивших один конец — Лань Ван Цзи, с равнодушным видом складывал бумагу идеально ровными прямоугольниками и выбрасывал. Вэй Ин не сдавался, болтал без умолку, и кисть в его руках порхала над бумагой уже не выводя отточенные тысячелетиями иероглифы, но оживляя чернила рисунками. Рисунки постигала та же участь, что и выведенные на бумаге извинения: идеально ровный прямоугольник сложенного пергамента летел в урну. Лишь на некоторых Лань Ван Цзи задерживал взгляд чуть дольше, и в движениях его, кажется, проскальзывало сомнение. Вэй Ин отчего-то пришел почти в восторг, когда его надсмотрщик целую минуту разглядывал изображение лисы на скалах, прежде чем сложить рисунок в аккуратный прямоугольник и... отложить в сторону? Вэй У Сянь даже вперед подался, наваливаясь грудью на край стола, в порыве замешательства и любопытства. Рисунок лисы не отправился в мусорку.
Задумчиво прикусив кончик кисти, он раскрыл чертов фолиант и честно переписал целую страницу, исподлобья поглядывая на молодого господина Лань. В глубине души медленно начинали свой танец чертята.
Следующий рисунок Лань Чжань безжалостно выбросил, не уделив ему и секунд. Фолиант с благонравным содержанием тут же был захлопнут, а Вэй Ин совершенно бесстыдно развалился на столе, подпирая одной рукой щеку и помахивая кистью в другой. Чернила с мягкой кисточки широким веером разлетались вокруг, пачкая бумагу и смазывая идеально выведенные иероглифы на чужом листе. На лице Лань Ван Цзи не дрогнул ни один мускул, только пальцы сжали деревянное древко кисти настолько сильно, что Вэй Ину почти услышал треск.
Под замершей в воздухе кистью образовалась небольшая лужица чернил. кап-кап-кап.
Вэй Ин медленно выводит на чистом пергаменте новый рисунок, — и мать людей, Нюй Ва стремиться к солнцу, роняя на землю осколки огненной глины, — и с улыбкой протягивает пергамент  Лань Ван Цзи, замирая в ожидании реакции. Рисунок, предсказуемо летит в утиль, а следом туда же улетает учебник. Пляска бесенят в душе набирает обороты.
Вэй Ин придумал себе развлечение, игру, и не собирается объяснять ее правила второму игроку, потому что это было бы слишком просто и не интересно. Его задумка не имела бы смысла, если бы у наказания был лимит времени. Но его не было. Нужно было просто переписать четыре раза ужасно скучную и нудную главу из не менее скучной и нудной книги. Задание, с которым можно было бы справиться за пару дней; Задание, которое можно было растянуть на неделю, две, три, на месяц. И потворствуя собственному упрямству и нежеланию подчиняться навязанным правилам, Вэй Ин так и собирался сделать: как можно дольше тянуть резину, играя на тонко настроенных нервах молодого господин Лань. Отбывая собственное наказание, но одновременно наказывая, — учитывая как неприятно его общество, — еще и своего "надзирателя". Конечно, если Лань быстро не сообразит в чем заключается фишка только что придуманной лисом игры.
Определенную закономерность Лань заметил на десятом рисунке. После того Вэй Ин устроил по библиотеке небольшой забег, раскидывая как попало древние и не очень свитки. Следующий рисунок он взял словно ядовитую змею, и некоторое время рассматривал, прежде чем сложить ровный прямоугольник и отправить в вечную ссылку к остальным. Вэй Ин поощрительно улыбнулся, и перегнувшись через стол подхватил томик благонравной литературы, распахнул его в нужном месте и под пристальным взглядом, широким, не аккуратным почерком вывел несколько строк на другой стороне уже исписанного праведными речами листа.
Начало было положено.
Вэй Ин привык быть в центре внимания и чужое показное равнодушие, намеренное и выверенное игнорирование, буквально выводили его из себя; подначивали на странные поступки и слова, в попытке добиться хоть какой-нибудь реакции. Второй нефрит клана Лань не желал обращать на него внимание? Что ж, значит придется заставить его это сделать. И раз тривиальные способы, вроде бесконечной болтовни, не сработали, пришлось придумать что-то более интересное для привлечения внимания. А на фантазию и находчивость Вэй У Сянь не жаловался никогда, исправно выкидывая такие финты, от которых впору было хвататься за сердце.
Своего он, более или менее, добился. Лань, все еще старательно игнорировал его существование, общаясь короткими рубленным фразами, — боже, да самая длинная его речь о бесполезности всех действий Вэй Ина уместилась всего в одно предложение! — но по крайней мере теперь Вэй Ин то и дело чувствовал его взгляд на себе. Да и когда он приходил в библиотеку после занятий, с которых его больше не выгоняли, Лань едва заметно приветственно кивал, отрываясь от собственных конспектов. Это можно было записать как небольшой прогресс.
Когда Цзян Чэн спрашивал, что его названный брат делает в библиотеке до самой ночи, Вэй Ин лишь таинственно улыбался и шутил. Самому ему весь процесс общения с Ланем казался попыткой приручить хищника. Словно сытый тигр, развалившийся в тени, Лань равнодушно наблюдал за тем, как старательно Вэй У Сянь пытается его приручить; Только вот равнодушие Лань Ван Цзи было не более чем иллюзией. Вэй Ину порой хотелось завернуться в собственные хвосты как в кокон, выставив их как броню, чтобы перестать ощущать то давление, что исходило от второго нефрита.
Что называется: получил что хотел.
— Лань Чжань, — зовет лис, и его неизменный "надзиратель", на мгновение переводит на него взгляд, прежде чем вернутся к чтению очередного исторического томика.
Перед У Сянем почти законченный лист. За прошедшие три недели он, соблюдая правила придуманной им же игры, честно переписал главу раздела добродетели четыре раза. Ну, почти переписал. Осталось три последние строки.
Вопреки ожиданиям, это были не худшие три недели его жизни, а общество неразговорчивого и слишком правильного Ланя не таким уж тягостным. Его было весело дразнить; Весело убегать, когда доведенный до бешенства молодой заклинатель хватался за меч с целью проучить надоедливого лиса; Неожиданно интересно наблюдать, — любоваться, — его размеренными действиями и строгостью в деталях. Лань перестал казаться неживым осколком вечности, хоть и не стал понятнее и ближе. Но и этого было уже достаточно, чтобы открытый по своей сути Вэй Ин решил поделиться со вторым нефритом, чем-то личным. Кисточка порхала над чистым листом рисовой бумагой, а юный заклинатель даже высунул язык от усердия, перенося на лист перед собой то, чем грезил с самого детства.
— Эй, Лань Чжань! — снова короткий взгляд и тишина в ответ. Что же, настойчивости Вэй Ину не занимать. — Лань Чжань! Лань Чжань! Гэгэ!...
Вэй Ин не прекращая ни на мгновение зовет его, прыгая с одного обращения на другое, меняя тональность и громкость голоса, пока собеседник наконец не сдается, вероятно придя к выводу, что прощу будет выяснить, что от него хочет лис. Потому что продолжать в таком духе Вэй Ин может очень долго. Лань уже успел выяснить это на практике.
— Что?
Вместо ответа Вэй У Сянь по-дурацки, как умеет только он, улыбается и немного робко протягивает ему рисунок, почти затаив дыхание. Когда Лань Ван Цзи не стал выбрасывать его лису, он был почти счастлив. Сейчас ему очень хочется, чтобы его мечту, которую он решил разделить, не отвергли. не отправили в мусор, как многие другие рисунки.
На рисовой бумаге свернулся мощными кольцами дракон.
Вэй Ин опирается на стол локтями, тянется вперед, поближе, чтобы наблюдать из первого ряда:
— Тебе нравится?